Долгая дорога в Эркеч

Материал из Karabakh War Press Archive
Перейти к: навигация, поиск
Original title: Долгая дорога в Эркеч
Author: Ореховский А.
Source: Комсомолец Кузбасса from 1991-12-05


Пустеющие улицы Шаумяна, Карабаха, Осетии; — детали войны.

Хлопки послышались сразу, как только мы въехали на сопку и вылезли из машины. В предвечерней тишине, казалось, они звучат негромко и безобидно.

— Осторожней! — мой спутник поворачивается ко мне: — Снайперы...

Мы прячемся за машиной и, пригнувшись, перебегаем к оборудованному укреплению. Мешки с песком, пулеметные гнезда, смотровые щели, бойницы. Позиция азербайджанских сил.

Я осматриваюсь. Сопка, где мы находимся, нависает над всей округой — над ущельем, горными отрогами, массивами леса, желтеющим ковром трав и чуть заметными с большой высоты, среди деревьев, крышами домиков.

— Это и есть Башкенд, — говорит мне мой спутник. — Во-о-он, видишь ту крышу? Это их штаб... Заложника они держат здесь, я уверен. Ты так там прямо и говори.


Хлопки звучали по-прежнему то здесь, то там. По нам вели огонь, по крайней мере, с трех точек.

— И ты хочешь, чтобы я туда шел? — спрашиваю я, глядя в бойницу. — Это же километра два под огнем.

— Да кого там два, меньше. Тут и километра не наберется. С нашей стороны огня не будет. За нашу сторону я ручаюсь.

— А за их сторону? Мало ли кто может взять и пальнуть. Можете ли вы связаться с ними по радио? Я бы их предупредил, что иду.

— Если бы... На связь Башкенд не выходит. В том-то вся штука.

— Что же ты раньше молчал?

Часть оружия, изъятого в районе конфликта.

— Но прием они ведут, это точно. Андрей, мы сейчас вот что сделаем. Мы передадим по радио, что к ним спускается журналист из России. И тогда они уже не посмеют вести огонь.

— И это все?..

— А дальше — как ты задумал. Ты берешь свое белое полотенце, древко вот оно... ну, и так далее. Начинай спускаться по этому склону вон к тем деревьям. Затем, не доходя до них, сворачивай на дорогу. Ты же не боялся идти в Эркеч. А это было куда опаснее.

— Опаснее? Я не думаю... Я бы предпочел все же, чтобы с армянской стороной был предварительный договор. И чтобы я был уверен в этом.

— Но это же нереально, ты же сам видишь. Если кто и может сейчас предотвратить кровопролитие, так это ты. Ты журналист, ты был с депутатами, ты прибыл издалека — тебя послушают. Помоги. Скажи, чтобы они выпустили того азербайджанца - заложника. Или же не позднее завтра я атакую Башкенд и возьму его. Представляешь сколько будет убитых?

ЧТО ОСВЯТИЛА АВИАКАТАСТРОФА?

Все течет, все меняется.

Неизменным остается, пожалуй, только одно — красный цвет. Наше отражение, отражение нашей жизни. Цвет, нам привычный за много лет... Цвет знамени кровавого бога войны Марса...

Отступает ли сегодня бог войны Марс? Трудно сказать. Но недавняя, ноябрьская авиакатастрофа в Мартунинском районе Нагорного Карабаха, каковы бы ни были ее истинные причины, может стать, вероятно, для карабахцев роковой вдвойне н втройне.

Потому что трагизм карабахского беспредела высветился ею всеми своими гранями.

Потому что пополнился н без того уж огромный список людей, в том числе и моих коллег, там погибших.

И еще, наверное, потому, что дальнейшим мирным дипломатическим миссиям в Карабах будет теперь, скорее всего, в целях (или под предлогом) их безопасности, путь закрыт.

Но если не будет миссии дипломатии — что, же тогда останется? Ведь на сегодня это — реальная ниточка, способная влиять на положенне дел. Особенно сейчас. Это возможность продлевать мирные передышки, дабы сделать процесс нормализации необратимым. И она, эта ниточка, никак не может быть перерезана, этого нельзя допустить. Пока она не порвалась окончательно — не все потеряно.

ВСПОМИНАЮ сейчас ту свою последнюю поездку в Геранбойский (Шаумяновский) район Азербайджана — и вижу: да, все так... Все, что сегодня, казалось бы, беспросветно — все это в то же самое время логично, взаимосвязано, движимо, а значит — оставляющее надежду.

Раненый ребенок в больнице.

Да, война, ведущая два народа к самоуничтожению, безысходна и цепка.

Да, временный мир посреди войны — хрупок, а с отменой Верховным Советом Азербайджана статуса автономии НКАО он и вовсе может оказаться проблематичным.

Но ведь каким бы он, этот мир посреди войны, хрупким и проблематичным ни был, он хоть в какой-то степени да зависит и от тебя самого, от твоего участия в качестве наблюдателя и посредника. И сейчас, когда война в Карабахе угрожает пойти на новый виток, мне снова (и теперь уже для читателей) хотелось бы вспомнить осеннюю командировку в район конфликта и, в связи с этим, некоторые эпизоды моей дороги в село Эркеч. Может, это будет нелишним в поисках выхода? Может, и в самом деле ключ к карабахскому «ларчику» где-то рядом?

ПО ЗАКОНАМ ТРАНСВААЛЯ

Что такое Эркеч? Это армянское село на территории Азербайджана. Если коротко, то с лета текущего года оно является главным театром военных действий между армянскими и азербайджанскими силами. И, естественно, для прессы, а значит, и для общественности страны в целом, — «белым пятном».

Вообще-то от Шафага-Карачинара (где начинается зона боевых действий) до Эркеча — рукой подать...

Чуть больше двадцати километров.

Но мало километров — много барьеров, много и встреч, я уж не говорю о линиях обороны.

Так что шел я туда трое суток.

И это по здешним меркам еще достаточно быстро.

ПО ЗДЕШНИМ меркам? По каким это здешним? Что они собой представляют? Эти вопросы вставали передо мной прямо, когда я шел в сопровождении Александра, парня лет двадцати пяти, армянину по ухабистым улочкам села Армянские Борисы, хорошо мне знакомым еще по прошлогодней моей поездке в этот район.

Изменилось ли тут что-либо по сравнению с прошлым годом? Увы, к худшему. Возросла напряженность, которая обезручивает. Которая много дней накидывает апатию, точно сеть, высасывает вкус к жизни.

Александр, (его имя на всякий случай я изменил, ибо не навреди) — двоюродный брат моего друга из Еревана, а по местным представлениям, как я понял, «друг моего брата — мой брат». Александр сдержан. И в то же время открыт. Понимает юмор. Знает, как обнадежить! Если бы ему другой паспорт — с пропиской в соседнем русском селе, Русских Борисах, — то он бы пошел со мной прямо завтра.

— И не боялся бы? — спрашиваю.

— Я же вылитый русский. Кто меня отличит?

И в самом деле... Похож. Особенно речью. Пример, когда русская культура взаимодействует с культурой коренного народа и, на правах «старшего брата», начинает в чем-то преобладать. И уж во всяком случае накладывает отпечаток, что, собственно, для местного населения характерно и говорит о тяготении к «российскому корню».

Александр, откровенен. Но не болтлив. Он разъясняет мне разницу между отрядом самообороны местного армянского населения (вооружение — охотничьи ружья) и собственно фидаинами, небольшая группа которых дислоцирована неподалеку и смотрит за подступами к селу. И в числе которых состоит и сам Александр.

— У фидаинов — боевое оружие,— говорит он кратко.

Исчерпывающе? В значительной степени! Но все же это еще не самая суть.

— Ты хороший спортсмен? -— спрашиваю я его.

— Ну, в общем, да. Гимнастика, акробатика... У нас иначе нельзя.

— Эркеч, Буздук, Манашид?..

— Вот именно. Мы бы их не отдали, если бы ОМОН не поддержали войска. Лично я стрелять по русским солдатам не могу и не буду.

— Каков твой прогноз?

— Если акции азербайджанского ОМОНа будут продолжены, придется вступить в дело по-настоящему. Нам бы этого не хотелось. Это уже будет не как вчера. Это будет горе для всех...

Ждать развязку?

Такую?

Это ли не тупик?

— И что же потом?

— Сказать трудно... Но рано или поздно они поймут, что отсюда армянское население не уйдет.

Война раздваивает. И сводит, сталкивает несовместное. И в этом, конечно трагизм особый. Линия фронта проходит уж не во вне —внутри человека, и фидаины, взяв в руки свое оружие, и формально и по существу становятся вне закона. Они подсудны. Они спасители. Но они же и смертники. Под их вывеской воюют и бандитские формирования (они-то, возможно и убили в январе текущего года в Карабахе на трассе Лачин-Шуша азербайджанскую журналистку Салатын Аскерову — корреспондента республиканской молодежки). И уж у тех-то рука точно не дрогнет,

Ну, а насчет выучки фидаинов я слышал мнение эксперта, сотрудника аппарата Министерства внутренних дел Азербайджана (кстати, бывшего журналиста):

— Они воюют на уровне школы сержантов. Но хорошо обученной школы сержантов. Тактика, фортификация, ходы сообщений, физическая подготовка — что есть, то есть.

По словам этого же сотрудника, он еще не видел ни одного убитого в бою фидаина. Хотя он, ответственный в МВД Азербайджана за прессу, был свидетелем многих боевых операций, включая и наступательные.

ДОМИКИ в Армянских Борисах разбросаны по ущелью, по террасам и склонам.

Вид живописный. Но не такой уж и беззащитный. Зато ночью —сплошная темень. Свет в связи с блокадой отсутствует (да если бы только свет), и жители села, особенно те, кому идти на дежурство, но, впрочем, и дети тоже, собираются вечерами у почты, где есть движок, у маленького телевизора. Специально для того, чтобы получить информацию. И на сообщения о «событиях в Карабахе» реагируют с горечью...

Армянские Борисы село небольшое.

И небогатое.

И оно в центре, можно сажать, поля боя — в «оке тайфуна».

И вдали от узловых, подпитывающих источников.

И, естественно, война для нее многократнее тяжела. Но здесь опять-таки свои мерки, свои законы, негласные, но строжайшие, которые, например, предписывают никому из местных жителей отсюда не уезжать. Предписывают — и не пускают.

Не уезжать — в смысле не уезжать по отдельности, то есть, попросту говоря, не бежать, не бросать остальных, не склоняться перед реальностью депортации, насильственного выселения. Что же касается возможной эвакуации села в целом, то этот вариант отрабатывается, на всякий, пожарный. План эвакуации подготовлен. Кое-какие вещи и, конечно, фотографии близких жителями села собраны.

«Трансваль, Трансваль, страна моя, Ты вся горишь в огне!..». Да, в пути я почти физически ощущал, как густеет воздух перед грозой, как оно приближается, решающее сражение, то есть, по существу, конец света, когда два людских потока двинутся друг на друга.

Но пока Армянские Борисы сдерживают лавину. И стоят, стоят мужчины в глубокой задумчивости у почты в центре села, как, я видел, стояли люди и в Шаумяне, Шуше, Цхинвали... Стоят, наверное, так, как только и можно стоять в ожидании артналета или атаки, в уповании на бесконечность «последних мирных секунд».

И только посматривают время от временигна патрулирующие военные вертолеты.

Посматривают с надеждой? С безнадёжностью?

С чувством досады?

ПЕРЕКРЕСТЯСЬ НА ПОСЛЕДНИЙ ХРАМ

Это место из села Армянские Борисы хорошо видно: оно на горе.

Это кладбище. Оно многое проясняет, о многом заставляет подумать. И я склоняю колени перед одной из могил. На мраморной плите выгравирован портрет. Это Эмма Григорян, уроженка села. Годы жизни — 1930 —1988.

Эмма Григорян — одна из самых первых жертв всего этого. 29 февраля 1988 года она была убита в Сумгаите на пороге своего дома — на третий день продолжавшихся армянских погромов.

В «Комсомольце Кузбасса» об этом было рассказано... Но было ли это искуплено? Искуплено общественностью страны? Искуплено государством? Нет. Так разве же не отсюда берет свое начало и все дальнейшее? Как цепкая реакция... Как снежный ком...

Помог перевезти убитую Эмму Григорян в Армянские Борисы парень-азербайджанец, водитель. Факт этой помощи я рассматриваю как исконную суть, как свойственную людям потребность объединяться против насилия и жестокости. Потребность, заглушённую сегодня войной. Ушедшую вглубь, но все же еще способную останавливать занесенную руку.

ДРЕВНИЙ христианский храм на окраине Армянских Борисов — как нарисованный. Небольшой, плотно сбитый, выложенный из камня, он олицетворяет собой человека и горы. И словно вырастает из самой земли и из скал.

Храм действующий. Чистота и порядок. Это же очень важно для местного населения — иметь перед глазами древний исторический памятник. Как моральную опору. Как доказательство, что эти «спорные» земли являются и для них Родиной. Ну и, по старинному обычаю, путнику полагается сюда заглянуть, дабы потом, с Божьей помощью, без помех, идти, и дальше по маршруту движения...

Архитектура древних вписывается в горы.

Она побуждает всматриваться.

Она приметна...

И, видно, неудивительно, что чуть позже, несколько дней спустя, я в другом месте встретил церковь похожую. На уступе горы.

Это было уже не в Геранбойском, а в Казахском районе Азербайджана (километров за двести от Армянских Борисов). На границе с Арменией. Там, где эта граница отделяет Казахский район Азербайджана от района Армении. Отделяет слитые ранее воедино азербайджанское село Ашагы-Аскипара от армянского села Воскепар.

Воскепар стал горько известен в начале мая этого года: — сразу же после кровавых событий в Геташене и Мартунашене (депортации армянского населения), которые для Армении стали национальной трагедией. Именно тогда, 6-7 мая, разнеслась еще одна весть: неподалеку от Воскепара огнем воинского подразделения убита группа армянских милиционеров — милицейский наряд...

Да, там, на границе бывают и дни затишья и довольно продолжительного затишья. Но такого затишья (как перед землетрлсением) не пожелаешь, как говорится, даже врагу. Ну, а людям, проживающим в этих регионах, тем более.

Там турок-месхетинец, майор милиции, начальник Аскипарского отделения Казахского райотдела внутренних дел, оказался почти что... моим знакомым по Фергане — по тем событиям июня 1989 года. Житель Ферганы, начальник уголовного розыска, он в те дни занимался спасением турко-месхетинской общины, оказанием сопротивления погромщикам. В Фергане на улице Лахути (после погромов уже — «улице мертвых», см. «Комсомолец Кузбасса» за 25 июля 1989 года) жили многие его родственники. И все их дома были погромщиками сожжены. Трагическая череда: там, в Фергане, когда он спасал женщин и стариков, погромщики сломали ему ключицу и руку. И уже после изгнания турок-месхетинцев из Ферганы, уже здесь, в Ашагы-Аскипаре, на новом месте работы, он тоже получил ранение. И тоже в ходе «межнациональной» драмы.

Один из его товарищей по Казахскому райотделу, азербайджанец, майор, и вовсе оказался бывший кемеровчанин. Из кемеровской милиции. «Какая встреча!» — закричал он. Выяснилось, что это он просто название редакции вспомнил: в Кемерове во время дежурства он регулярно заходил на обед в нашу редакционную столовую. В приграничные районы Азербайджана в связи с событиями вокруг Нагорного Карабаха перевели его, как азербайджанца, по линии МВД СССР год назад. И мне понятно, почему он согласился на перевод. Что еще может быть страшнее столовой нашей редакции?.. (карабахская шутка...).

Там же, в Казахском районе, на границе с Арменией, есть другое азербайджанское село — Юхары-Аскипара. Особенности его расположения в том, что оно вдается в территорию Армении и окружено ее землями. Как и в Шаумяне, и в Карабахе, как во многих армянских и азербайджанских селах зоны конфликта, жители Юхары-Аскипары собирались вокруг меня и взывали ко мне, точно я был для них последней соломинкой.

Они просили меня помочь вернуть им мир и спокойствие. Просили хоть что-то сделать. Когда к тебе 90-летний крестьянин обращается со слезами, это не может не тронуть. И не может не подтвердить необходимость новых дипломатических, посреднических, согласительных миссий. Тем более, что для меня очевидно: в людях преобладает не ожесточение, а отчаяние. И желание мира — чего бы это не стоило.

А пройдешь еще вдоль границы — и увидишь руины уничтоженного селения. Сожженные, разрушенные дома. Это азербайджанское село Баганис-Айрум. 24 марта, 16 августа 1990 года... Милиционера в селе я прошу показать, где дом, в котором была сожжена группа местных жителей-азербайджанцев, в том числе и ребенок. Вот этот дом, показывает он мне. У самой дороги... Войти туда у меня физически нету сил. Но сделать мне это необходимо, чтобы глубже проникнуться и понять, чтобы вобрать в себя хотя бы крупицу и этой непоправимой беды...

Это тоже реальность. Но это уже о тех днях, когда моя командировка в район конфликта подходила к концу. Пока же, в Армянских Ворисах, ей до этого было еще далеко. Еще не было сделано главное, ради чего я сюда приехал. Еще было идти и идти.

А. ОРЕХОВСКИЙ.
Шаумян — Армяйскне Борисы — окрестности села Башкенд — Казах — Ашагы-Аскипара — Юхары-Аскипара — Баганис — Айрум —приграничные районы Армении.

НА СНИМКАХ:

Пустеющие улицы Шаумяна, Карабаха, Осетии; — детали войны.<br\ > Часть оружия, изъятого в районе конфликта.<br\ > Раненый ребенок в больнице.

(Окончание в номере за 10 декабря).